115 лет назад, в мае 1910 года, в церкви села Никольская Слободка Остерского уезда Черниговской губернии венчались Николай Гумилев и Анна Горенко, которая позже станет Ахматовой. Жениху было 24 года, невесте — 20. Шаферами на свадьбе выступили поэты Владимир Эльснер и Иван Аксенов. Родные новобрачных были против этого союза и на церемонию демонстративно не явились. Многие тогда сочли их отсутствие дурным знаком, да и молодые, мягко говоря, не выглядели особенно счастливыми…
Два корабля в бескрайнем море
Брак и впрямь не сложился, и если бы счастье удачного супружества внезапно свалилось на их головы, то это стало бы величайшим чудом. Уж слишком независимы, обособленны были супруги, имевшие крайне смутное представление о семье и связанных с ней взаимных обязательствах. Можно ли, к примеру, представить Ахматову, часами стоящую у кухонной плиты или за стиркой, развешиванием белья?
Так же странно смотрелся бы Гумилев, гуляющий в аллеях парка с детской коляской…
В спутники жизни Анна Андреевна с детства выбрала Поэзию и была ей верна до конца своих дней. Николай Степанович в судьбе Ахматовой занимал особое место, но главным объектом забот и хлопот для нее не стал.
Прекрасный стихотворец отнюдь не являлся примерным семьянином. Его часто уносил в дальние дали вихрь путешествий, будоражила дробь боевых барабанов.
К этим талантам от Бога, существам тонким и возвышенным, наверное, не следует подходить с привычными, «обывательскими» мерками. Поэты видят мир не так, как мы, их влечет не простота и четкость линий человеческого бытия, но сверкающие контуры причудливых знаков, загадочных намеков. Привычные явления для этих людей не от мира сего обретают совершенно иное значение...
Распри и размолвки мешали супружеской жизни, но чудесным образом совершенствовали рифмы повенчанных. Великими поэтами они стали, находясь рядом и словно соревнуясь в стихосложении.
Он и Она были как два пиратских корабля в бескрайнем море. Смело и безоглядно шли вперед, разрезая волны, сотрясаясь от штормов и залпов преследователей. У Гумилева есть строки: «Быстрокрылых ведут капитаны, / Открыватели новых земель, / Для кого не страшны ураганы, / Кто изведал мальстремы и мель».
Супружество поэтов не сблизило, внутренне они по-прежнему жили уединенно, каждый сам по себе. Вроде бы и льнули друг к другу порой, но всякий раз быстро размыкали объятия, досадуя и горюя вследствие вспыхнувшей по какой-то причине неприязни. При этом в размолвках, взаимном непонимании и недопонимании (и даже в изменах) были удивительно самобытны.
Серые глаза, античный профиль
Считается, что их первая встреча произошла 24 декабря 1903 года. Гумилев и его брат Дмитрий, прогуливаясь по Царскому Селу, встретили двух девушек. Одной была Валерия Тюльпанова, другой — Анна Горенко.
Особого впечатления на Николая она в тот день не произвела. «Прозрел» молодой поэт несколько позже. В мае 1904 года Дмитрий пригласил Валерию на выпускной бал в гимназии, и та снова пришла не одна. Судьба проявила известное упрямство, решив наскоро соединить двух будущих светил русской поэзии.
С тех пор своим вниманием Гумилев Анну не оставлял. Встречал, провожал, сочинял элегические строчки: «Я печален от книги, томлюсь от луны, / Может быть, мне совсем и не надо героя… / Вот идут по аллее, так странно нежны, / Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя».
Он влюбился в ее «серые глаза, густые длинные черные волосы, античный профиль». В своих стихах называл возлюбленную «русалкой», «богиней», «музой». Все предложения о замужестве чаровница отвергала. Однажды причиной такого отказа стало то, что она увидела мертвых дельфинов (в Крыму) и сочла это тягостное зрелище дурным знаком…
Получив в Париже письмо Ахматовой с очередным «нет», Гумилев принял яд и пошел умирать в Булонский лес, но русского романтика спасли французские лесничие. На курорте в Турвиле — полицейские, когда поэт решил утопиться.
В Каире, в саду Эзбекие случился очередной приступ депрессии. Спустя десять лет Николай Степанович об этом напишет:
…Я женщиною был тогда измучен,
И ни соленый, свежий ветер моря,
Ни грохот экзотических базаров,
Ничто меня утешить не могло.
О смерти я тогда молился Богу
И сам ее приблизить был готов…
В какой-то момент Анна сдалась, хотя узами Гименея поначалу связывать себя не стала. Они были молоды, красивы и талантливы. Кровь бурлила, а жизнь таила бездну соблазнов…
На венчание с Гумилевым невеста шла как на Голгофу, написав предварительно «завещание» подруге: «Птица моя, сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу…»
При всем при этом девушка признавалась: «Гумилев моя судьба». И почти клятвенно обещала: «Этот несчастный человек будет счастлив со мной».
Из логова змиева, из города Киева
После свадьбы молодожены отправились в Париж. Медовый месяц обернулся для нее романом с Амедео Модильяни. Как далеко зашли их отношения, Бог весть, известно лишь, что Гумилев неистовствовал, находя письма пылкого художника.
Главный редактор журнала «Аполлон» Сергей Маковский вспоминал: «Анна Андреевна, хорошо помню, меня сразу заинтересовала, и не только в качестве законной жены Гумилева, повесы из повес, у которого на моих глазах столько завязывалось и развязывалось романов «без последствий»… По тому, как разговаривал с ней Гумилев, чувствовалось, что он ее полюбил серьезно и гордится ею. Не раз и до того он рассказывал мне о своем жениховстве. Говорил и впоследствии об этой своей единственной настоящей любви».
Через некоторое время Ахматова вновь поспешила в Париж, где ее ждал Модильяни. Николай Степанович уехал в имение матери, где влюбился в племянницу Марию Кузьмину. Та была смертельно больна, трагическому герою тоже хотелось невыносимо страдать, но — не в одиночку.
Творить поэт не забывал. Острота отношений с Ахматовой вдохновенному сочинительству явно способствовала. Очередной поэтический сборник «Чужое небо» он посвятил Марии и Анне. Последняя была оскорблена эпиграфом, а еще больше — собственным «психологическим портретом». Гумилев не сдерживал себя:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью…
Покликаешь — морщится,
Обнимешь — топорщится,
А выйдет луна — затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то, — и хочет топиться.
Твержу ей: крещенному,
С тобой по-мудреному
Возиться теперь мне не в пору;
Снеси-ка истому ты
В днепровские омуты,
На грешную Лысую гору.
Молчит — только ежится,
И все ей неможется,
Мне жалко ее, виноватую,
Как птицу подбитую,
Березу подрытую,
Над очастью, Богом заклятую.
Любвеобильный автор глядел на жену уже совсем другими глазами: «У нее было все, о чем другие только мечтают. Но она проводила целые дни, лежа на диване, томясь и вздыхая. Она всегда умудрялась тосковать и горевать и чувствовать себя несчастной. Я шутя советовал ей подписываться не Ахматова, а Анна Горенко — Горе — лучше не придумать».
Она отвечала ему той же монетой:
Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути…
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти...
Вначале Анна надеялась хотя бы привязаться к суженному, но и на это душевных сил недоставало. Своенравная супруга демонстративно выходила из комнаты, когда Гумилев начинал рассказывать о своих африканских приключениях. Выдумывала о нем всевозможные небылицы: «Муж хлестал меня узорчатым, / Вдвое сложенным ремнем».
В немолчном зове боевой трубы
Не только ссорами и размолвками жили законные муж и жена (и, конечно же, достойные друг друга стихотворцы). Николай гораздо раньше обрел известность, но данным обстоятельством нисколько не гордился. Когда-то, увидев, что Анна способна на очень многое, вывел ее на дорогу, ведущую к славе. Впечатленный стихами любимой, однажды произнес: «Ты поэт — надо делать книгу».
В литературных кругах Анна Ахматова довольно скоро стала своей, ее приняли в «Общество ревнителей художественного слова». Последовали публикации стихов в «Аполлоне». Услышав фразу «Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки», Вячеслав Иванов поцеловал одну из них и сказал: «Я вас поздравляю. Это событие в русской поэзии».
С началом Первой мировой Гумилев пришел в армию «добровольцем-охотником». Путешественник, искатель приключений теперь отправился на «священный долгожданный бой». «В немолчном зове боевой трубы я вдруг услышал песнь моей судьбы», — писал Николай Степанович.
Его зачислили в лейб-гвардии уланский полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. В конце 1914-го это соединение вело тяжелые бои близ Варшавы. В начале следующего года кавалеристов перебросили в район Немана. Их тактика была сродни партизанской: лихие всадники нередко рыскали по германским тылам, захватывая обозы и пленных.
Вечером, когда устраивались на ночлег, усталый, пропыленный поэт находил себе укромное местечко и при свете огарка сочинял:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А «ура» вдали — как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это — мирное селенье
В самый благостный из вечеров.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны...
Разлученные, но все еще связанные браком поэты друг по дружке скучали. 6 июля 1915 года Гумилев жене писал: «Что же ты мне не прислала новых стихов? У меня, кроме Гомера, ни одной стихотворной книги, и твои новые стихи для меня была бы такая радость. Я целые дни повторяю «Где она, где свет веселый серых звезд ее очей» и думаю при этом о тебе, честное слово».
В следующем, написанном спустя несколько дней письме есть такие слова: «Стихи твои, Аничка, очень хороши… Это мне доказывает, что ты не только лучшая русская поэтесса, но и просто крупный поэт».
В тот период Ахматова сильно болела. Когда супруг навестил ее в санатории Хювинкяя близ Гельсингфорса, сказала ему то ли в шутку, то всерьез: «Увези меня умирать-то хоть...»
Кажется, тогда они верили, что удастся примириться и вновь соединиться…
Незадолго до Октябрьской революции перешедший на службу в Русский экспедиционный корпус во Франции Гумилев звал супругу за границу. Это предложение она отвергла в стихах:
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда…»
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
5 августа 1918 года они окончательно расстались. Гумилев женился на другой Анне — Энгельгардт, дочери известного историка и литературоведа. Анна Андреевна недолго пребывала в одиночестве, вышла замуж за ученого Владимира Шилейко.
Сиянье ярких звезд
Тем не менее бывшие супруги общались, звонили друг другу, вместе выступали на «Вечерах поэтов» в Доме литераторов. Однажды Ахматова нечаянно предсказала трагическую смерть Николая Степановича. Увидев, как он спускался по «черной» винтовой лестнице, нашла в том мрачный знак: «По такой лестнице только на казнь ходить!»
За несколько лет до своей гибели Гумилев сочинил ставшее завещанием стихотворение:
Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.
Он мог стать вашим тоже и не стал,
Его вам было мало или много,
Должно быть, плохо я стихи писал
И вас неправедно просил у Бога…
Автор этих строк прожил 35 лет. Анна Андреевна пережила его более чем вдвое. Но вряд ли испытала на своем веку больше счастливых мгновений, чем он.
Ахматова много лет называла себя его вдовой и до самой смерти посвящала ему стихи.
«Если она и любила меня, то очень скоро разлюбила. Мы абсолютно не подходили друг другу. А как восхитительно все начиналось, и как я был счастлив! Я мечтал, чтобы она была не только моей женой, но и моим другом и веселым товарищем. Ей же хотелось мучить и терзать меня, устраивать бурные сцены ревности с объяснениями и бурными же примирениями», — признавался некогда Николай Гумилев. Но эти слова мало что могут объяснить нам в сложном феномене взаимоотношений двух ярчайших поэтов XX века.
Фото: РИА Новости
Свежие комментарии