Выставка «Архитектура памяти» посвящена российским городам и архитектурным памятникам, уничтоженным во время Великой Отечественной войны и заново отстроенным.
«Севастополя нет. Есть место, на котором стоял город», — констатировал после освобождения Крыма Герой Советского Союза Михаил Авдеев. То же самое можно было сказать и о других городах СССР. Например, посетив Сталинград, вернее, его развалины, бывший посол США Джозеф Дэвис (кстати, единственный иностранный дипломат, награжденный орденом Ленина) посоветовал: «Ваш город лучше строить заново на новом месте, скажем, севернее или южнее нынешних руин». Разрушенный до основания Ржев сравнивали с лунным кратером. Схожие ассоциации вызывал разбомбленный и почти полностью сожженный Мурманск — по количеству сброшенных бомб он уступал лишь Сталинграду. А вот славный древнерусский город Великие Луки в народе прозвали Малым Сталинградом... За время войны в СССР было разрушено 1710 городов и почти 70 тысяч сел и деревень. Материальные потери страны, приведенные в Большой советской энциклопедии, составили 2600 миллиардов рублей.
Тема, поднятая Музеем архитектуры имени Щусева, кажется, неисчерпаема. С одной стороны, досконально изучена, с другой — изобилует белыми пятнами. При желании можно найти скрупулезные данные: например, в Брянской области во время немецкой оккупации было уничтожено 2930 колхозов, 23 совхоза и 47 машинно-тракторных станций. А вот составить простой список из самых разрушенных городов России и дать статистику ущерба, как мы изначально планировали, оказалось задачей непосильной. Казалось бы, города эти и так известны: Севастополь, Сталинград, Ржев, Керчь, Смоленск, Новгород, Псков, Воронеж, Новороссийск, Курск, Белгород, Орел, Мурманск... Но привести данные по ним невозможно. Статьи в интернете с громкими заголовками наподобие «Топ-10 разрушенных войной городов» дают своеобразные «цифры»: «сильно пострадал», «разрушен почти полностью»...
Найденные по разным городам цифры поместить в одну таблицу тоже не удается: где-то известно точное количество разрушенных зданий, но неведомо их довоенное число; по другому городу можно найти количество разрушенных квадратных метров жилой площади; по третьему — процент уничтоженных зданий без их количества... Все попытки составить единую таблицу приводят к пресловутым «сильно пострадал» и «разрушен почти полностью»... Куда только не обращалась «Культура», в том числе в Центральный музей Великой Отечественной войны и в Российское военно-историческое общество. Корреспондента газеты благодарили за благородное дело, которым он занимается, и негодовали по поводу отсутствия столь очевидных сведений, но помочь нам не могли. Просили поделиться данными, если найдем. Советовали писать запросы в архивы ФСБ и Генпрокуратуру...
Найти информацию о количестве разрушенных во время войны памятников архитектуры тоже сложно, но здесь феномен другой. Как говорит Ксения Смирнова, специалист по советской архитектуре второй половины ХХ века, куратор выставки «Архитектура памяти»: «Четкой статистики не существует, ведь памятник — это охранный статус, который здание получает после проведения экспертизы. И сегодня не все исторические здания являются памятниками. Строение может иметь художественную ценность, но при этом не обладать охранным статусом. Естественно, в 1941 году зданий со статусом было еще меньше. Поэтому точных сведений нет. Можно говорить лишь о ключевых объектах, разрушенных во время войны».
Среди ключевых — новгородские памятники. Из 60 объектов со статусом, состоявших тогда на государственном учете, пострадали все 60, семь из них превратились в руины. Например, Спас на Нередице — церковь XII века с фресками того же времени. Храм, ставший огневой точкой, погиб одним из первых — еще в августе 1941-го. Уцелели лишь части строения, оказавшиеся под завалами. Уникальная роспись была утрачена. Нередица превратилась в груду камней — в таком виде ее можно увидеть на фотографиях, представленных на выставке в Музее архитектуры. Тем не менее церковь восстала из пепла, почти как птица феникс. Памятник восстанавливали десятилетиями, используя подлинные материалы, извлеченные из-под завалов, — впоследствии это позволило включить храм в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Что до фресок, то реставраторы законсервировали сохранившиеся росписи на нижней части стен, а разбитые фрагменты передали в Новгородский музей-заповедник — теперь они там в виде головоломки, мало поддающейся разгадке.
Софии Новгородской «повезло» чуть больше. Древнейший из сохранившихся в России храмов был основательно поврежден и разграблен, но не разрушен — это иллюстрируют материалы, показанные в Музее архитектуры. С центральной главы церкви немцы сняли позолоченную обшивку — согласно показаниям одного военнопленного, из нее собирались изготовить «блюда, бокалы и чайный сервиз» для германского генерал-майора. Вообще отношение к культурным ценностям у солдат вермахта было своеобразное. В 1941 году был издан приказ фельдмаршала Рейхенау, согласно которому «никакие художественные или исторические ценности на Востоке (СССР) не имеют значения». И немцы действовали соответственно: к примеру, взорвали новгородскую церковь Флора и Лавра, возведенную в XIV веке, а кирпич пустили на строительство дорог. Бронзовый памятник Тысячелетию России, стоявший напротив Софийского собора, разобрали и собирались отправить в Германию на металлолом, но не успели — город был освобожден советскими войсками. Взору освободителей предстала жуткая картина: разбросанные по снегу почерневшие части человеческих тел. Солдаты не сразу поняли, что это были фрагменты памятника.
После освобождения Новгороду пришлось забыть о довоенных планах превращения в город-музей: из 2346 жилых домов здесь сохранилось всего 40. Новгород вошел в число 15 городов РСФСР, подлежащих первоочередному восстановлению. Отстраивали его по плану Алексея Щусева, попытавшегося передать средневековый дух города. На выставке «Архитектура памяти» можно увидеть макет реконструкции Новгорода по проекту Щусева. По словам Ксении Смирновой, идеи архитектора во многом были реализованы.
Истра — еще один город, воссозданием которого занимался Щусев. Городок, разрушенный за время оккупации почти на 85 процентов, должен был превратиться в подмосковную здравницу. «Здесь будет как бы наше северное Сочи, с набережными и парками, с видом вместо моря на живописную долину реки», — приводятся на выставке слова Щусева. Но дальше планов дело не пошло — знаменитый зодчий умер в 1949 году, а там было рукой подать до борьбы с излишками в архитектуре. В итоге стала Истра типовой, а не курортной. К тому же надо было восстанавливать Новый Иерусалим, на который и бросили основные силы. Побывав в 1943 году в Истре и оценив ущерб, нанесенный монастырю, Щусев докладывал: «Отступая, они (немцы) организованно сожгли город и превратили его в пепелище. Наиболее ценные исторические памятники монастыря, чтимые в массах русского народа, — главный собор, надвратная церковь и другие сооружения, — были тщательно заминированы и в момент отступления взорваны немецкими саперами».
Это продуманное варварство поразило Щусева. Но с тех пор (немцы ушли из Истры в декабре 1941-го) таких случаев выявили огромное количество. Самыми известными иллюстрациями стали пригороды Ленинграда — Петергоф, Царское Село, Павловск, Гатчина, — разграбленные и сожженные. А еще аккуратно заминированные — например, в Екатерининском дворце советские солдаты обнаружили 11 авиабомб весом от одной до трех тонн. Кроме того, в «Сборнике сообщений Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков», изданном спустя год после победы, утверждается: «Установлено, что немецкие захватчики преднамеренно, с целью разрушения, включали дворцы и парки, имеющие историческое значение, в систему немецкой обороны». В Киеве в первые месяцы оккупации немцы взорвали памятник XI века — Успенский собор Киево-Печерской лавры: прообраз всех монастырских храмов Древней Руси. Во Ржеве перед отступлением заминировали Покровскую церковь и заперли там около 200 человек — все оставшееся население города. Взорвать не успели... В Пушкиногорье заминировали Святогорский монастырь и могилу поэта. Директор Эрмитажа Иосиф Орбели, выступавший в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе, утверждал, что Зимний дворец бомбили и обстреливали намеренно.
Колоссальный урон, нанесенный историческому наследию, стал мощным импульсом для развития реставрационной школы. В Ленинграде, Новгороде, Пскове — в городах с сильно пострадавшими памятниками — были созданы научно-производственные реставрационные мастерские. К 1950 году по всему Союзу их было уже 26. Только в РСФСР восстановили более 1400 памятников. Огромное влияние война оказала и на архитектурную мысль, причем не только на градостроительство. «В военные годы создавались невероятные проекты, зачастую не воплощенные, но повлиявшие на дальнейшее развитие архитектуры, — говорит Ксения Смирнова. — Например, на выставке показан нереализованный проект Григория Захарова 1942 года — Пантеон героев Великой Отечественной войны. Он впервые представлен в виде кургана, который в 1960–1970-е годы станет самой популярной формой для мемориалов. Образ Родины-матери тоже сформирован в войну — образ уникальный, цельный, единый для всех народов. Так плотно вошедший в нашу иконографию, что его до сих пор активно используют».
Города, которые иногда надо было придумывать заново, восстанавливали по-разному. Некоторые, как Сталинград или Севастополь, отстроили в триумфальной, ампирной стилистике. Другие, например Новороссийск, получились поскромнее. Как писал Калинин о послевоенном возрождении: «Следует избегать всяческих выкрутасов. Социалистическое строительство должно быть целеустремленным, красивым, радующим взгляд, но не вычурным и не претенциозным». С «выкрутасами» или без — города были восстановлены, причем силами лучших архитекторов. Фотографии, архивные документы, проекты, макеты показывают плоды их исканий. А еще, как ни странно, несут в себе удивительный пацифистский заряд.
Фото: Андрей Никеричев / АГН «Москва».
Свежие комментарии