Евгения Малинковская — член Союза кинематографистов, художник по гриму, основатель бренда Malin’Co — рассказала «Культуре» о планах набрать свой первый курс в ГИТИСе и о тайнах профессии, а также объяснила, почему мастера гримерного дела — люди покладистые и легкие.
Грим, что в переводе с греческого «морщина», — искусство древнее и таинственное.
Еще первобытные люди раскрашивали свои тела, скоморохи румянили щеки соком спелых фруктов, загадочные маски закрывали лица актеров в трагедиях времен Античности и многое рассказывали о персонажах в итальянской комедии дель арте. Орнаменты на лицах шаманов и колдунов, грим японского кабуки таят немало секретов. Лев Бакст еще в позапрошлом столетии не только придумывал визуальные образы танцовщиков, но и сам тонировал им босые стопы и «румянил» пятки.Теперь обо всем этом узнают студенты ГИТИСа — старейшее высшее театральное учебное заведение нашей страны набирает курс художников по гриму. Его мастер — Евгения Малинковская, в чьем послужном списке работа над первыми мюзиклами, появившимися в Москве четверть века назад, сотрудничество с театрами, среди которых Малый, «Новая опера», Театр Олега Табакова, и немало проектов в кино: «Мы из будущего», «Мосгаз», «Время первых», «Матч», «Григорий Р.», «Сердце пармы», «Пансион», «Праздники».
— Что это за профессия — гример? Она кажется волшебной и загадочной.
— Художник по гриму — тот человек, который изменяет внешность актера, придавая ей облик персонажа. Работаем мы с лицом, шеей, волосами, меняем даже форму ушей: увеличиваем мочки или приклеиваем ушные раковины, если герой задуман лопоухим. Отвечаем не только за голову, а за все открытые части тела. В случае, когда персонаж долгое время провел в тюремном заключении или в изгнании, — немало хлопот с руками: отросшие грязные фактурные ногти и постаревшая кожа. Каждый образ хранит память о прошлом героя.
— Образ — прерогатива режиссера?
— Конечно, но все службы — единый механизм, спектакль или фильм — результат творчества команды. Каждый цех работает не сам по себе: грим не может быть без костюма, а костюм — без декораций, те и другие — без света. Всех объединяет единая концепция, голоса всех участников проекта должны звучать в унисон. В подготовительный период мы читаем сценарий или пьесу, вникаем в замысел режиссера, задаем ему вопросы, проговариваем все образы. Потом прорабатываем разные варианты имиджа персонажей, и режиссер нас корректирует.
Когда появляется актер — на пробы, на грим, на костюм — у нас уже многое придумано, и мы проверяем, подходят наши идеи конкретному исполнителю или нет. Актер, утвержденный на роль, становится членом творческой команды и, естественно, тоже высказывает свое мнение. Мы всегда прислушиваемся, пробуем, находим компромисс.
— Давно заметила, что гримеры — люди душевные, покладистые и выдержанные. Или мне только так кажется?
— Нет, вы правы! Но это не всегда черты характера. Все мы разные, все подвержены перепадам настроения. Но гример — немного психолог. Он — человек, от которого артист «выходит» в кадр или на сцену. Актеров — людей темпераментных, с обостренными реакциями — нужно поддержать вниманием, иногда шуткой, а подчас — молчанием. И уж точно не «загружать» проблемами театральными и личными. Потому гримеры привыкли не раздражаться, сохранять сдержанность, легкость, спокойствие. А мера откровения с коллегами по творчеству зависит от «химии отношений», которые складываются с каждым участником проекта.
— Где учат гримеров?
— Профильные колледжи существовали в Москве, Одессе и Казани, два последних из перечисленных, насколько я знаю, закрылись. Периодически в разных регионах проводятся мастер-классы, возникают курсы и школы грима, но, увы, часто они существуют недолго. Оплот — старейший и престижный Театральный художественно-технический колледж в столице, в который поступить всегда было непросто. Спасибо ГИТИСу, который вывел нашу профессию на уровень высшего образования. Когда я оканчивала колледж, мечтала пройти высшую школу по своей специальности, но ее не было. Сейчас у юных коллег появилась такая возможность, и я с гордостью и счастьем набираю в этом году свой первый курс.
— Разве это новость для ГИТИСа? На курсах сценографов уже учатся художники по гриму.
— Квалификация «Художник по гриму» в системе высшего образования утверждена только в 2021 году — раньше ее в нашей стране не было. ГИТИС стал первым, кто зарегистрировал и получил лицензию на новую специальность. С 2022-го на двух курсах факультета сценографов учатся будущие художники по гриму — несколько студентов по платной заочной программе. Сейчас — иная ситуация: выделены семь бюджетных мест и пять платных, это полноценный очный курс художников по гриму. В ГИТИСе появилась кафедра грима.
— Нужно ли гримерам высшее образование, все-таки мастерство гримера — это ремесло?
— Конечно, без ремесла в нашей профессии делать нечего, но все-таки в мастере по гриму главное — творческое начало. Колледж дает навыки ремесла, а для того, чтобы родилось и сформировалось креативное художественное начало, нужны общекультурные системные знания, серьезное образование в области театра и киноискусства. Необходимы интеллект и компетенции по разным эпохам, странам и континентам. Читая сценарий или пьесу, нужно понимать место действия, возраст и сословное происхождение героев, знать, почему они находятся здесь и сейчас, что их привело в данную точку, — мы же должны гримом показать предысторию: почему у него шрам, о каких событиях свидетельствует седая прядь на молодой голове. Немало всяких нюансов.
— Какие предметы укрепят новую специализацию?
— В образовательную программу добавляются колористика по волосам и углубленные занятия по стрижкам, современным и историческим. Программа включает изучение медицинских основ: только знания о том, почему воспалилась кожа актера или появились прыщи на лице, дадут возможность избавиться от причины болезни. На старших курсах планируем занятия с судмедэкспертами, которые расскажут, как выглядят пулевые ранения, рваные раны, удушья — мастерам гримерного дела знаний в этой области явно не хватает. Среди преподавателей — квалифицированные профессионалы и активно действующие художники по гриму, имеющие большой практический опыт. Остальные профильные предметы — традиционны на факультете сценографии: рисунок, живопись, история разных видов искусств.
— Как будут проходить вступительные экзамены по специальности?
— Для отборочного тура мы выбрали героиню Льва Толстого в двух ситуациях: Анна Каренина на балу, когда она окончательно влюбилась во Вронского, и в момент страшного решения броситься под поезд. Абитуриенты должны ответить на вопрос: как выглядела героиня на этих крутых поворотах своей судьбы. На данную тему они пишут эссе, по ассоциациям подбирают иллюстрации как из живописных полотен мастеров, так и из современных набросков, найденных в интернете, и представляют свой эскиз. По результатам этого тура мы допускаем соискателей к вступительным экзаменам. Первый из них: рисунок — изобразить гипсовую голову, и живопись — написать натюрморт. Это — единый экзамен. Следующее испытание — практическое задание на тему «Грим. Эмоция». Конкретику — о каком персонаже идет речь: злом или добром, разочарованном или веселом, поступающие узнают в день экзамена, на который они приходят со своей моделью. Завершается отбор собеседованием, потом — испытания по общеобразовательным гуманитарным дисциплинам. Мы с нетерпением ждем талантливых ребят.
— Расскажите о себе.
— Еще студенткой колледжа я пошла работать в театр «Московская оперетта». Меня, начинающего гримера, определили на хор и балет, с солистами работали опытные мастера. Театр тогда ставил не только репертуарные спектакли, но и осваивал «Стейдж Энтертейнмент» (entertainment в переводе с английского — «развлечение, забава». — «Культура»). Речь идет о мюзиклах, я застала «Метро», ставшее началом новой эпохи, при мне ставились «Нотр-Дам де Пари» и «Ромео и Джульетта». Для меня, девочки-студентки, это был увлекательный процесс познания длиною в три года. На четвертом курсе я получила долгожданное приглашение в кино — на съемки к Эльдару Рязанову в качестве допгримера на фильм «Андерсен». Смотрела на все широко открытыми глазами. Окончив колледж, пошла работать в мир кино, и уже 20 лет в этой профессии. За моими плечами такие картины, как «Мы из будущего», «Мосгаз», «Время первых», «Матч», «Григорий Р.», «Сердце пармы», «Пансион», один из последних — сериал «Праздники», сейчас готовим фильм «Семь дней Семеныча» с Тиграном Кеосаяном. Немало у меня и театральных проектов с Малым театром, «Новой оперой», Театром Олега Табакова.
Два года назад я открыла свою постижерную мастерскую Malin’Co — изготавливаем бороды, усы, парики, шиньоны, ресницы — все, что можно делать из волос. Обслуживаем многие московские и региональные театры.
— Способен ли грим изменить черты лица?
— С помощью грима можно трансформировать лицо и даже поменять его черты. Потому в программе уже первого курса мы проходим грим-обрубовку.
— Что это такое?
— Объемное лицо мы делим на плоскости для анализа его формы и понимаем, из каких фрагментов оно состоит: какие зоны надо расширить, чтобы сделать толстое лицо, какие сузить — для худого, или как их «надломить», чтобы сделать, например, асимметричный грим Квазимодо.
— Какой еще бывает грим?
— Живописный и скульптурно-объемный. В театре больше используем первый — он немножечко с плюсом и более условный. Актеры на подмостках тоже плюсуют — например, говорят так, чтобы услышали на последнем ряду. «Театральные» морщины делаем живописным способом: прочерчиваем, утемняем, осветляем, что проявляет объем, жировой грим закрепляем пудрой, используем плотные текстуры.
Кино — история более камерная, деликатная, что ли, здесь ценится умение вести себя и говорить, как в жизни. Для фильмов с их крупными планами морщины уже не прорисовываем, прибегаем к помощи пластических деталей из латекса или силикона. В театре он просто не нужен: маленькие морщинки зритель никогда не увидит, даже из первых рядов. Интенсивность грима зависит от расстояния: чем больше и дальше сцена — тем грим должен быть ярче и сочнее.
— Что более кропотливо и трудоемко — театральный грим или киношный?
— Однозначного ответа у меня нет. Это разные техники. Интересно на чистом ровном лице нарисовать объемные морщины — это достаточно сложно, и человек без навыков с этим не справится. А театральному гримеру сложно нанести латекс и понять, как растянуть кожу, в какой момент припудрить, чтобы эластичные накладки не склеились и были бы незаметны даже всевидящей камере.
— Слышала давно и запомнила на всю жизнь: если кажется, что грима нет, значит есть тонкость мастерства. Согласны?
— Да, конечно. Наша задача, как в кино, так и в театре, перевоплотить актера в персонажа так, чтобы все поверили, что это его волосы и морщины, и взгляд принадлежит герою, а не изобретательности хитрого гримера, наложившего линии, свет и тени. Если я вижу парик и следы движений кисточки — значит, мой коллега не очень компетентен.
— Существуют театральные легенды о том, что Михаил Чехов гримировался сам. Как, например, и Иннокентий Смоктуновский. Это правда?
— Да, я встречала таких актеров, которые в свою зону, где они переходят от реальной жизни к загадочному миру игры, никого, в том числе и гримеров, не пускают. Это элемент магии для них, постепенное погружение в образ. В театрах, где небольшая сцена и зрители располагаются недалеко от подмостков, есть актеры, которые сами любят поколдовать над тоном, помадой и румянами, но для ответственных «перевоплощений» и манипуляций с волосами все-таки большинство отправляется к профессионалам. Гримеру нужно глубоко доверять, дышать с ним в унисон. Многие звезды работают только со своим гримером.
— Вы таких встречали?
— У меня теплые отношения с Владимиром Машковым, но сложились они не сразу. Мы познакомились на проекте «Распутин», где он играл главную роль. Он внимательно и трепетно относится к образу и к тому, кто его гримирует. Он предпочитал работать со своим любимым художником по гриму, но режиссер фильма Андрей Малюков всегда сотрудничал со мной. Владимира Львовича утвердили на роль Распутина, и он сказал: «У меня — свой гример». Режиссер возразил: «Нет, будет Малинковская». Возник нешуточный спор. Договорились, что мы встретимся, познакомимся, попробуем и потом вернемся к этому вопросу. Мы сделали пробу, а тот гример, которому он безоговорочно верил, работал в соседней комнате. Он подошел к ней, и она одобрила наш грим — Владимир Львович позволил мне продолжать поиски образа. Мы изначально не хотели добиваться стопроцентного, фотографического сходства, как в «Высоцком».
До первого съемочного дня мы встречались не менее восьми раз: долго подбирали парики и накладки, шили и перешивали бороды. Понимали, что на верном пути, но все-таки чего-то не хватало. Думали-думали, тысячный раз всматривались в фото Распутина. Я измучилась — где он, этот недостающий нюанс? И вдруг поняла, что дело в ушах. Мы приклеили уши, и это оказалась та самая необходимая деталь — и перед каждым съемочным днем мы клеили бороду и... уши, готовясь к дублю, Владимир Львович просил зеркало и замолкал — не потому, что мне не доверял, он погружался в состояние Распутина. Потом мы пересекались на разных проектах, а когда он возглавил Театр Табакова, то приглашал меня, и я заметила, что он гримируется на все роли сам — для него важен этот процесс.
— В исторической драме с элементами фэнтези «Сердце пармы» немало батальных сцен и, как следствие, — сломанные носы, уродливые шрамы, увечья, рубцы, раны.
— «Сердце пармы» можно назвать мечтой каждого художника по гриму. XV век, Пермское княжество, представители разных древних племен. Для каждого мы придумывали свои характерные черты и особенности. Был народ, который мы называли «пьяные рокеры» — носатые и патлатые, с путаными бородами и дредами, в коже и металле. Уроссы — белокурые, как небожители, такие одухотворенные, светлые ангелы. Клан монголоидов: длинные черные волосы, неказистая редкая бородка. Буквально по крупицам восстанавливали облик наших древних предков — московитов, спасибо художникам, оставившим редкие визуальные свидетельства о внешности людей тех времен. Именно на «Сердце пармы», готовя исполнителей для батальных сцен, я точно поняла, как необходимы знания, которыми владеют судмедэксперты, и как помогают их рассказы о том, как выглядели раны от копья, последствия от сурового рукопашного боя и ссадины от страшных падений. На самом деле синяки, повреждения кожи и всякие кровавости любят делать все гримеры — это увлекательный процесс. А в «Сердце пармы» были еще разодранные носы и проколотые глаза.
— Работу над мюзиклом «Ромео и Джульетта» в театре «Московская оперетта» вспоминаете? Спектакль сопровождал грандиозный успех.
— Тогда я была студенткой — молодой, но очень амбициозной. Ставилась французская версия, приехала парижская команда, художники привезли свои эскизы. Во французском оригинале роль Смерти играла девушка — гламурная тонкая дама с красивым мейкапом, а у нас — молодой человек. В нашем понимании Смерть — старуха, карга с черепом, или страшный всадник, как у Жуковского, а то и Вий из преисподней — с бледной кожей, распущенными темными волосами и глазами, прикрытыми огромными веками. Я сделала несколько эскизов для наших актеров-мужчин и стала приставать к заведующему гримерным цехом: «Давайте покажем эскизы французам…» Она, женщина скромная, ни в какую, но наконец я ей надоела. «Иди, — сказала, — иди к художнику и поговори». Набралась смелости, подошла, рассказала. Художник заинтересовался. Провели пробы — всем понравилось, и артистам оказалось комфортно. Смерть получилась таким видением в белом и стала одним из главных героев спектакля — казалось, она была повсюду и со всеми: скользила за спинами сражающихся, поддерживала Ромео, присутствовала в сцене венчания. Смерть играли Александр Бабенко и Павел Бельков, и их у служебного входа ожидала армия поклонников, как и исполнителей ролей Ромео и Джульетты.
— Отдельная головная боль гримеров — татуировки, не так ли?
— Вспоминается мой любимый «Побег» — интерпретация американского одноименного сериала, в котором главный герой — весь в татуировках: живот, спина, руки. Эти изображения передавали некую завуалированную карту с планом тюрьмы, куда решает попасть герой, его играл Юрий Чурсин, чтобы спасти брата. Режиссер и продюсер поставили передо мной задачу разработать эту татуировку, а каким путем я это сделаю, их не интересовало. Мне, как человеку с художественным образованием, тоже хотелось ее создать самой. Правда, я обращалась к татуировщикам, художникам-иллюстраторам — они многое рассказывали, но единая концепция так и не складывалась. Я рисовала и рисовала — безостановочно, приближался первый съемочный день, а татуировки нет как нет. Меня, конечно, охватила паника. Нервничаю и рисую-рисую бесконечно эскизы руки с татуировкой. И, о счастье, продюсер и режиссер показывают на один из эскизов: «Вот, это то, что нужно!» И у меня отлегло — поняла, что они хотят.
Но как наносить на тело огромное количество деталей? Наши американские коллеги не делятся информацией о своем опыте. Сейчас-то у нас полным-полно разных трансферов, переводилок, а тогда, пятнадцать лет назад, ничего подобного не было. Мы искали средство, которое при соприкосновении с кожей, не стиралось бы, а еще и подводные сцены планировались. Для каждой съемки Юрию Чурсину мы рисовали кисточкой татуировки вшестером, на что уходило шесть часов. И тогда я решила испробовать принцип переводилок, которые только появились в жвачках. Но ни один завод не брал такую огромную площадь изделия. Нам отказывали и в пробной печати, а без нее мы не могли понять, подходит нам этот способ переводных картинок или нет. Сколько переговоров мы провели! Только один питерский завод пошел навстречу, пожалел и здорово облегчил нам жизнь. Наши затраты сил и времени сократились вдвое: теперь мы втроем тратили на грим три часа.
Под финал проекта мы все-таки узнали от американцев, что у них была рубашка-сетка, как тонкие колготки, с напечатанными изображениями. Мы тоже сделали такую, но она подходила только для общих планов, а на крупных сразу было видно, что татуировка ненастоящая. Вот такая история — американским опытом не воспользовались.
Фотографии предоставлены Евгенией Малинковской.
Свежие комментарии