В ожерелье московских монастырей Донской смотрится наособицу. Кажется, здесь, в этих высоких стенах, спрятавшихся за аллеями у старой Калужской дороги, разлита удивительная смесь флюидов русской ратной славы и Божьего покровительства, изысканного аристократизма и злодейств с инфернальным огоньком. Золотые кресты соборов перекликаются с черными надгробиями старинного некрополя, рождая особую симфонию.
Очарование этого места передается и тем, кто ничего не знает о его прошлом, а в знатоке пробуждает трепет и светлую грусть, чувство прикосновения к самой сути родной истории, пусть и не такой древней, как у Данилова, Андроникова или Симонова монастырей, но не менее знаковой для Москвы и всей Руси.
Своим основанием обитель обязана победе в июле 1591 года над крымским ханом Казы-Гиреем, приведшим к нашей древней столице 150-тысячное войско. Ужас москвичей, помнивших полное разорение столицы двумя десятилетиями ранее, на сей раз был компенсирован находчивыми действиями руководителя обороны Бориса Годунова, ратным умением и храбростью воевод, заступничеством Донской иконы Божией Матери, которой усердно молился царь Федор Иоаннович.
Этот чудотворный образ, по преданию, донские казаки привезли в сентябре 1380 года на Куликово поле и укрепили на древке как хоругвь. Потом икона была подарена князю Димитрию Донскому и с тех пор не раз помогала русским в битвах и при вражеских нашествиях. Тогда же, 2 июля 1591 года, архиепископ Суздальский Иов торжественным крестным ходом пронес ее по Москве, а потом установил в походном храме имени преподобного Сергия Радонежского в гуляй-городе, оборудованном неподалеку от Калужских ворот.
Эффективный ружейный и пушечный огонь со стороны русских защитников, а также точечные сражения между Воробьевыми горами и Котлами несколько остудили пыл рассчитывавших на быструю победу чужаков. Но положение все равно оставалось опасным: ведь основное наше войско находилось между Псковом и Новгородом (шла война со Швецией).
Годунов придумал хитрость с кострами и празднованием по всей Москве — по случаю «возвращения» царских полков. Правдоподобия добавил «случайно» попавшийся татарам у стен города доброволец, подтвердивший под пытками приход на защиту столицы «силы несметной», а довершила дело в ночь на 5 июля отчаянная вылазка в ханский лагерь из гуляй-города трехтысячного конного отряда казаков во главе с атаманом Василием Яновым. В итоге, согласно летописи, «за час до света» Казы-Гирей со всей ордой бежали «с великим страхом и ужасом», а «между Москвою и Серпуховом... повалили много мелкого леса и передавили несчетное множество своих лошадей и людей». После этого крымские татары ходить сюда никогда больше не рисковали.
На месте походной Сергиевской церкви благочестивый царь Федор повелел выстроить каменный соборный храм (ныне — Малый собор Донского монастыря), «пречудно украшенный всякими изрядными лепотами», где поместили список с Донской иконы Божией Матери.
В честь чудотворного образа получила свое название и обитель, поначалу именовавшаяся «монастырем Пречистыя Богородицы Донской, что в Обозе». Федор Иоаннович пожаловал братии село Семеновское, установил день ежегодного празднования иконы — 19 августа (1 сентября по н. ст.). Во время торжеств сюда вплоть до 1917 года шел крестный ход из кремлевского Успенского собора, в котором находился оригинал иконы.
В Смутное время Донской монастырь пребывал в забвении. «Так как он был собственно государевым строением, то в это безгосударственное время некому было о нем помнить; он был забыт и оставлен на попечение своей скудной братии», — писал историк Иван Забелин. Ситуация поменялась после воцарения династии Романовых. Как следует из «Дворцовых разрядов», в 1622 году царь Михаил Федорович «пожаловал своему государеву богомолью в монастырь к Пречистой Богородице Донской служебные печатные Минеи». Из этого сообщения можно понять, что обитель в годы Смуты настолько обеднела, что лишилась даже самых нужных богослужебных книг. Тот же самодержец повелел убрать из соборного иконостаса кощунственную «икону», на которой был изображен Борис Годунов.
В конце столетия значение Донского монастыря, как и монаршее внимание к нему, неизменно росло. Царь Алексей Михайлович молился здесь во время нападения крымских татар на южные границы страны, слушал напутственный молебен перед войной с Речью Посполитой. Правда, материальное положение и статус обители долго оставались неопределенными: в середине XVII века ее приписали к Андреевскому монастырю, и вернуть самостоятельность удалось лишь в 1678-м. Кроме первого храма, других каменных строений здесь не существовало, да и с иноками было не густо. Однако к концу века дела пошли на лад: к старой церкви пристроили колокольню, вокруг появились высокие каменные стены с 12 башнями.
В 1684-м на пожертвования царевны Софьи Алексеевны начали возводить новый собор, именуемый ныне Большим. «За оскудением казны» вследствие неудачных крымских походов и падением Софьи строительство надолго забросили, возобновив лишь в 1694-м. Этот храм в стиле «украинского барокко» был также освящен в честь Донской иконы Богоматери. В 1683 году монастырь получил статус архимандритии, а к началу XVIII века уже владел обширными землями и полутора тысячами крестьянских дворов, став одной из самых богатых обителей России. В 1730–1755 годах у западных ворот появилась изящная колокольня. Ее начинал строить знаменитый Доменико Трезини, автор множества архитектурных шедевров Санкт-Петербурга.
Ставший с 1745-го ставропигиальным (находящимся в управлении Св. Синода) Донской монастырь секуляризационную реформу Екатерины II пережил сравнительно легко, хотя части своих владений лишился. Хуже было с духовной жизнью. Сюда, на окраину Москвы, нередко переводили чернецов недостойного поведения, склонных, например, к винопитию, но вместо их исправления, наставления на путь истинный происходило разложение остальной братии. Положение изменилось лишь в следующем столетии.
В сентябре 1771-го монастырь стал местом жуткого убийства. В разгар эпидемии чумы архиепископ Московский и Калужский Амвросий, стремившийся предотвратить распространение заразы, велел снять в Китай-городе (над Варварскими воротами) Боголюбскую икону, к которой стекались москвичи. Узнав, что архипастырь пребывает в Донской обители, туда устремилась разгневанная толпа. Бедного Амвросия обнаружили на хорах Большого собора (где он прятался), выволокли во двор и, несмотря на его увещевания, растерзали. На месте гибели архиепископа позже воздвигли каменный крест, находящийся ныне под лестницей храма.
В том же году случилось еще одно имевшее большое значение событие: в рамках городской реформы Екатерина II издала указ, запрещавший хоронить на городских кладбищах. Стоявший за городом (неподалеку, как и Новодевичий) Донской монастырь стал идеальным местом для фамильных захоронений знати. С тех пор начал расти знаменитый монастырский некрополь, единственный сохранившийся с того времени.
Аристократическим он был изначально. Грузинский царь и поэт Арчил Багратиони, на чьи средства достроили Большой собор, упокоился на нижнем этаже еще в начале XVIII века. А уже в «Истории» Карамзина сей некрополь назван главным кладбищем высшего дворянства и богатого купечества.
«А в Донском монастыре время птичьих странствий, спит в Донском монастыре русское дворянство», — поет Александр Городницкий. Чернеют и белеют между усыпанными листьями дорожками родовые склепы нескольких поколений князей Волконских, Голицыных, Долгоруких, Мещерских, Трубецких, Глебовых-Стрешневых. А рядом — могилы историка Осипа Ключевского, архитектора Осипа Бове, фельдмаршала Николая Репнина, писателей Александра Сумарокова и Владимира Одоевского, отца русской авиации Николая Жуковского, философа Петра Чаадаева (парадоксальный и трогательный факт: на плиту этому отрицателю русскости на Пасху кто-то регулярно кладет крашенки и куски кулича).
Бродя среди могил в кружеве кованых оград, меж печальных херувимов и мраморных ангелов, как не поразмышлять о судьбах России и бренности мира сего. Тем и занимались несколько поколений старомосковской интеллигенции, гулявших здесь с детьми и внуками в советские годы. Среди треснувших, вросших в землю плит — роскошь надгробных скульптур работы Василия Демут-Малиновского, Ивана Мартоса, Федора Гордеева, Жана-Антуана Гудона...
«Дамы пиковые спят с Германами вместе...» — поет бард. Действительно, здесь покоится Наталья Голицына, послужившая прототипом старой графини в «Пиковой даме». Поодаль — дядя великого автора Василий Львович, а также бабушка Пушкина. Рядом с ними — мать Ивана Тургенева и бабушка Льва Толстого. К этому изысканному обществу некогда «подселили» с Даниловского кладбища художника Василия Перова, а уже в наше время — белых генералов Антона Деникина и Владимира Каппеля, философа Ивана Ильина, писателей Ивана Шмелева и Александра Солженицына.
Вдоль Северной и Восточной стен выстроились в ряд горельефы из разрушенного Храма Христа Спасителя: благословляющий князя Дмитрия Донского на битву Сергий Радонежский, святой воин Георгий, встреча победившего Голиафа Давида, а также мраморные могильные плиты, детали надгробий с других московских кладбищ, фрагменты снесенной Триумфальной арки — наследие Музея архитектуры им. Щусева, находившегося здесь с 1934 года... Это «архитектурное кладбище» создавалось стараниями энтузиастов.
Много чего повидал Донской монастырь на своем веку. В 1812-м его грабили французы, даже Наполеон заезжал сюда перед бегством из Москвы. Обретались в этих стенах и Духовно-цензурный комитет, и Духовное училище. В конце XIX века в обители на покое жил многомудрый и праведный епископ Вологодский и Тотемский Антоний (Флоренсов), а к нему ездили побеседовать Сергей Соловьев, Александр Блок, о. Павел Флоренский.
После революции монастырь закрыли, организовав тут антирелигиозный музей. В братских корпусах устроили интернат, обувную фабрику, по могилам бродили коровы. В помещении караульни у северных ворот с 1922 года и до своей загадочной смерти в 1925-м пребывал как заключенный святитель, патриарх Московский Тихон. На его жизнь несколько раз покушались. Однажды предназначенные святейшему пули ранили келейника Якова Полозова. Отсюда же патриарха увезли в больницу — умирать. Похоронили его в Малом соборе при огромном стечении народа. Нетленные мощи были чудесно обретены в 1989 году во время ремонта храма.
Соборы и некрополь большевики не разрушили, однако устроили в обители зловещую «альтернативу» святому месту. В 1927-м в церкви Преподобных Серафима Саровского и Анны Кашинской разместили первый советский крематорий. В верхнем храме оборудовали ритуальный зал с органом, конфискованным из закрытой кирхи на улице Радио. На месте алтаря ставили гроб, который опускался в нижний храм (здесь пылали немецкие печи «Топф», такие же, как позже в Освенциме). Сюда свозили тела расстрелянных в тюрьмах НКВД-МГБ, и, вполне вероятно, пепел, оставшийся от Ягоды, Ежова, Берии, перемешивался со сгоревшими ранее останками их жертв — в так называемой «могиле невостребованных прахов».
Тут же, на месте бывших монастырских огородов, появилось «Новое Донское кладбище». К старым могилам — председателя первой Государственной думы Сергея Муромцева, старшей дочери Пушкина Марии Гартунг (ставшей в свое время прототипом Анны Карениной) и другим — добавились места погребения советских и постсоветских времен: Майи Кристалинской и Фаины Раневской, космического конструктора Глеба Лозино-Лозинского, шестнадцати Героев Советского Союза, Юрия Любимова... В глубине этого кладбища есть спецколумбарий с пеплом цареубийцы Якова Юровского и его жены. Монастырские экскурсоводы не рекомендуют долго в этих местах разгуливать: дух слишком тяжелый, а покойники в основном не отпетые...
Отсюда приятно вернуться на старую территорию монастыря, где верующие могут приложиться к раке святителя Тихона в Большом соборе и чудотворной Донской иконе, посмотреть на специальную печь, в которой с участием патриарха ежегодно варят миро для всей Русской церкви, походить по аллеям, слушая неумолкающий птичий гомон.
Кажется, сама трагическая и прекрасная русская история живет здесь своей странной потаенной жизнью — в пространстве между землей и небом.
Материал опубликован с июньском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
Свежие комментарии