Музтеатр Станиславского и Немировича-Данченко обратился к шедевру Винченцо Беллини, сделав ставку на главную оперную диву страны.
Самая популярная опера гения бельканто Винченцо Беллини – в России редкая гостья. Так, в Москве, в ХХ веке не было ни одной постановки: первая после векового перерыва появилась в 2005-м в «Новой опере», но давно исчезла из репертуара. В Северной столице после сопоставимой паузы «Норму» поставили два года назад в «Санктъ-Петербургъ Опере». В регионах ситуация похожая – в прошлом десятилетии она шла в Ижевске, в прошлом году впервые поставлена в Перми. И это несмотря на то, что ария главной героини Casta diva можно считать одним из символов оперного искусства.
Причину стоит искать в сложности вокальных партий, особенно титульной, а также и самом стиле исполняемой музыки, соблюсти который весьма непросто. Трудности испытывают при постановке «Нормы» даже западные театры, хотя там это произведение никогда не выпадало из активного репертуара. С конца XIX века Беллини начали исполнять, применяя к его музыке принципы пришедшей уже после, позднеромантической эстетики Верди. Но в последнее время театры стали возвращаться к прежнему, более аутентичному стилю белькантовых произведений. Современные певицы, такие как Чечилия Бартоли, исполняют партии из опер Беллини не так, как это делала Мария Каллас полвека назад. Сейчас чтобы попасть в подлинный беллиниевский стиль, как его стали понимать относительно недавно, стремятся петь менее патетично, более мягко, с меньшей громкостью, тоньше, прозрачней, деликатней, с вниманием к градациям нюансов. Считается, что такое прочтение ближе к аутентичному оригиналу, не искаженному более поздними наслоениями.
В Музтеатре Станиславского собственных традиций обращения к операм бельканто не много и в основном это комические образцы – «Севильский цирюльник», «Дон Паскуале», «Любовный напиток», «Итальянка в Алжире», «Колокольчик». Обращений к трагическому бельканто до сих пор было всего два – в 1989 году Евгений Колобов неожиданно сделал беллиниевского «Пирата», а в 2009-м появилась «Лючия ди Ламмермур» Доницетти. Последней в опере дебютировал рижский драматический режиссер Адольф Шапиро, а делалась она для примадонны театра Хиблы Герзмавы.
Этот же тандем представил и премьеру «Нормы». Главная в нем, конечно, примадонна: это, безусловно, ее бенефис. Норма – статусная партия, она словно возводит на недосягаемый пьедестал: кто поет Норму, тот и есть звезда первой величины. Хибла Герзмава на эту роль безусловно подходит – это сегодня самая титулованная московская оперная певица. В России немного найдется классических певцов, обладающих сопоставимой известностью и популярностью. Норма для нее – возможно, последняя ступенька лестницы, ведущей в ареопаг небожителей отечественной сцены.
Однако Норма – коварная партия. Для нее мало быть профессионалом, хорошей актрисой или красивой женщиной. Необходимо все это вместе, но и что-то еще. Помимо виртуозной вокальной техники, нужен еще и сумасшедший магнетизм, чары, какие были у Марии Каллас. То есть такая степень воздействия на зрителей, при которой они так прикованы в фигуре главной героини, что не замечают больше ничего. Примадонна должна царить на сцене безраздельно.
На премьерном спектакле этого не произошло. В рисунке роли чувствовался странный симбиоз прежних образов оперной дивы: что-то от Лючии, что-то от Медеи, что-то от Тоски, а чего-то уникального, присущего только одной Норме, недоставало. Артистизм оказался одномерным и холодным. Норма Герзмавы одинаково величественна и недоступна все время, а ее красивое лицо мало что выражало, оно словно застыло для гламурной фотосессии, в которой ему надлежит быть всегда неизменно прекрасным, но и только.
Партия Нормы безжалостно обнажает малейшие вокальные недочеты: если они есть, никакие достоинства не в силах их притенить. За прозрачным беллиниевским оркестром спрятаться невозможно – голос певицы под самым пристальным вниманием публики. Пластичная кантилена, трогательное пение вполголоса (пиано и мецца-воче), привлекательное звучание нижнего и среднего регистров – это все было. А вот верхний регистр певицы, и особенно крайние верхние ноты, пение на предельной громкости, колоратурная техника (а витиеватые пассажи в партии Нормы поистине изнурительны) желаемого блеска не достигли.
Голос галльской жрицы должен пленять и завораживать, быть самодостаточным в своем совершенстве. Это именно та партия, в которой без уникального инструмента делать нечего. Можно ли признать голос примадонны МАМТа подходящим для такой партии на все сто? Вопрос открытый.
«Норма», повторюсь, это та опера, в которой все остальное, кроме роли главной героини, вторично. Тем не менее здесь есть, что добавить. Молодая дебютантка Полина Шароварова — настоящее открытие в партии Адальжизы: и актерски, и вокально исполнение еще пока весьма «зелено», но для образа юной жрицы — разлучницы поневоле эта наивная свежесть прекрасно подходит, а качество голоса юной певицы превосходно соответствует требованиям бельканто. Владимир Дмитрук — ожидаемо героический Поллион с ярким и напористым звуком, поющий настолько уверенно, что пара недотянутых верхушек в выходной арии скоро забываются. Вокализирующий грубовато и прямолинейно, совсем не в стиле, Феликс Кудрявцев в партии Оровеза погоды не испортил — по сути его роль несущественна. Почти без огрехов работал оркестр под управлением приглашенного из Мариинки Кристиана Кнаппа — он добротный аккомпаниатор (что и нужно в опере Беллини), немного одномерный, но звучащий без нареканий.
«Норма» — совсем не режиссерская опера, ее успех определяется единственным фактором — убедительностью главной героини. Адольф Шапиро и сценограф Мария Трегубова предложили абстрактную эклектику (по сюжету действие разворачивается в подвластной римлянам Галлии в I веке до нашей эры). Что-то получилось, что-то скорее разочаровало. Поллион -- в нацистской форме и жрецы в серых пальто штази, а воинственные галлы — в камуфляже: банально, но приемлемо. Тотальная «серость» в костюмах, декорациях, свете — и стильно, и скучно. Перестановки декораций между картинами, видимые зрителю и поданные сквозь мерцание телевизионного экрана, — одновременно сбивают пафос романтической оперы и разрушают магию театра. «Норма» — неблагодарная опера для всех, кроме примадонны. Может быть поэтому Шапиро никак не помог Герзмаве: в режиссерских идеях слишком много повтора из его прежних московских работ (упомянутой «Лючии», а также «Манон Леско» в Большом). А первое явление верховной жрицы — будничное, откуда-то сбоку, сделанное поперек музыки, которая, напротив готовит публику к торжественному явлению дивы чуть ли не с первой ноты, прямо-таки разочаровало. Нечем было дополнить актерский образ примадонны, компенсировать вокальные несовершенства и добавить харизматичности: она справлялась сама, опираясь на богатейший опыт, который позволил достичь определенного уровня, но не превратил спектакль в откровение.
Свежие комментарии