На телеканале ТНТ вышел второй сезон «Жуков» — одного из самых успешных комедийных сериалов 2019 года. Игорь Верник сыграл в нем горе-инвестора.
«Жуки» — история трех гениальных айтишников призывного возраста, которые по воле случая и военкомата оказались «пленниками» российской глубинки: их отправили в деревню для прохождения альтернативной службы. В этих условиях троица пытается немного подзаработать: парни разрабатывают уникальное приложение для знакомств. Вот только со спонсором ребятам не повезло: финансировать их проект взялся профессиональный бизнесмен-махинатор по фамилии Марченко (Игорь Верник).
— Игорь, о первом сезоне вы рассказывали с интересом. Сезону второму удалось вас не разочаровать?
— Второй сезон меня по-настоящему порадовал и удивил. Да и сама история оказалась щедрой на новые повороты. Мне кажется, в этот сериал все влюбились по одной простой причине: юмор в нем потрясающий! И основная порция приключений происходит далеко от Москвы, в неизведанном месте и в малоизвестном мире. Ведь как в кино показывают деревенскую жизнь? Как правило, это нечто милое, аутентичное, с флером чистоты и наивности. В «Жуках» же деревня настоящая, живая. И для горожанина она — испытание, шок и стресс.
— А как бы вы объяснили название сериала? Мне кажется, довольно неоднозначное…
— Знаете, есть такое выражение: «Ну, ты и жук!» Так говорят о людях, которые могут выкарабкаться из любой ситуации. В детстве я часто ловил жуков, переворачивал на спинку или засовывал в стакан — и наблюдал. Так вот, жук ни на секунду не замирает. Он все время шевелит лапками, пытаясь выбраться наружу или перевернуться. И наши герои точно такие же: все время ищут или выход, или выгоду (смеется). А мой персонаж — жук в величайшем смысле этого слова. Я бы даже сказал, что он — реинкарнация Остапа Бендера, а парни, с которыми он «работает», — новые Кисы Воробьяниновы.
— По сюжету эти Воробьяниновы становятся «дауншифтерами поневоле». А вы могли бы решиться на что-то похожее? Удрать из Москвы в глухомань?
— В одну жизнь, конечно, нельзя втиснуть все сразу, но, если честно, мне бы хотелось рвануть в деревню и там пожить. Я в таких местах вспоминаю детство. Эти рассветы, закаты, яблоневые сады, малину за забором, через который я лазил к соседям… Бабушек вспоминаю, которые встают ни свет ни заря и что-то полют на огороде; поросят, которые носятся по грядкам со скоростью света, а я за ними.
— Игорь, за прошлый год вы снялись сразу в двух провокационных проектах: в сериале «Псих» Федора Бондарчука, где психотерапевта играет эпатажный режиссер Константин Богомолов, и в вызвавшем много шума фильме «Цой» Алексея Учителя…
— Это два больших события в моей жизни. Работать с такими режиссерами — настоящее счастье. Мы с Федором — близкие друзья и давно хотели сделать что-то вместе, но не было подходящего материала. В «Психе» я играю наркомана, гомосексуала, человека, который пытается принять себя и боится это сделать.
Я считаю, что счастье актерской профессии не в том, чтобы раз за разом повторять перед камерой что-то знакомое. Счастье в том, что ты постоянно бросаешь вызов самому себе. В жизни невозможно пройти через все переживания и обстоятельства, через которые ты проходишь на сцене или в кино. Играть человека не похожего на тебя, поверьте, в разы интереснее.
— По поводу «Цоя» было много споров. Главный из них на тему: имеет ли художник право фантазировать, если его фильм (книга, картина) основан на реальных событиях?
— Я думаю, что художник потому и называется художником, что все, что он делает, связано с воображением, фантазией или вымыслом. Это в документалистике реальность является основной тканью повествования. Но даже художники-реалисты, например Айвазовский или Репин, отражая действительность максимально точно, все равно добавляют в нее свой взгляд, свое настроение. Ценность художественных произведений как раз в том, что они прошли через душу автора.
Риск картины Алексея Учителя связан с тем, что у каждого из нас свой личный Цой. Но мне кажется, что фильм предельно тонок, уважителен и деликатен — во всем, что касается самого музыканта, его творчества и его гибели.
Я считаю, что Алексей Учитель имел право на свою интерпретацию. Он же лично знал Цоя, общался с ним, много снимал…
— Реального человека играть сложнее? Или наоборот?
— Вы про то, что я играл продюсера Юрия Айзеншписа, с которым был знаком? Это и упрощает, и усложняет одновременно. С одной стороны, ты видел своего «персонажа», и ты, как скульптор, уже понимаешь, как именно его надо «лепить». С другой стороны, оригинал всегда богаче, неоднозначнее. Как бы то ни было, в «Цое» я не играл непосредственно Юрия Айзеншписа. И портретного сходства мы тоже не добивались.
— До «Цоя» и «Психа» многие воспринимали вас только в образе «лучезарного шоумена». Что делать актеру, если к нему приклеился ярлык-амплуа? Как объяснить режиссерам и кастинг-директорам, что он богаче и сложнее?
— Никак это не объяснить. Я жил с этим многие годы. Наделять кого-либо одной-единственной характеристикой — большая глупость. Как с этим бороться? Никак. Дон Кихот пробовал воевать с ветряными мельницами, но лишь копья ломал. Нужно просто делать свое дело.
Когда-то давно один театральный режиссер мне сказал: «Вы никогда не будете играть больших и уж тем более главных ролей». Где он этот режиссер, что он делает? А у меня сегодня в МХТ имени Чехова семь главных ролей. И еще я репетирую «Вальпургиеву ночь» по Ерофееву и «Покровские ворота» в Театре на Малой Бронной.
— А как вы относитесь к «ролям на преодоление»? Согласились бы, например, сыграть деревенского мужика? Или зэка со стажем?
— Я готов к любой роли, мне интересно все. Людей, сидевших на зоне, я уже играл. Да и серийных убийц тоже. А вот «деревенского мужика» в моей творческой биографии пока не было. Но если предложат, не откажусь (улыбается).
— Вы кажетесь очень открытым и позитивным человеком. Сложно ли быть таковым в наше закрытое время?
— Да наше время мало чем отличается от любого другого. В каком-то смысле оно, наоборот, максимально открытое. Сегодня — спасибо соцсетям! — «обнажиться» может любой. Я же просто стараюсь быть открытым и людям, и миру. Не сижу на подоконнике в четырех стенах и не смотрю вниз, где бурлит жизнь — я иду к ней навстречу. И это я перенял от своих родителей — и продолжаю получать от своего отца, чья энергия и жажда новых эмоций поражают меня с самого детства.
Свежие комментарии