Драматург Евгений Шварц, известный широкой публике по телеэкранизациям Марка Захарова, родился 21 октября 1896, 125 лет назад. Не стало его в 1958, он прожил 61 год – 21 при империи, 40 при советской власти.
Шварц кавалер ордена Трудового Красного знамени и Знака отличия 1-го Кубанского (Ледяного) похода, самой уважаемой и почитаемой награды Белого движения. До ухода белой армии из Крыма было выдано только 3500 таких знаков, по числу выживших участников корниловского похода на Екатеринодар.
Под Екатеринодаром прапорщик Шварц был тяжело контужен и навсегда оставил белую армию. Результатом контузии стал так и не покинувший его тремор рук. Из-за него Шварца не взяли в Красную армию, когда в 1941 он попытался записаться добровольцем. В военкомате Шварц прятал руки за спиной, но те выдали его, когда надо было расписаться в ведомости.
Может сложиться впечатление, что речь идет о чрезвычайно брутальном человеке. Оно окажется ложным: Шварц был нерешителен и застенчив, мнителен, уступчив и редко мог настоять на своем. Все менялось, когда речь заходила о важных для него вещах: необходимости отречься от арестованного во время Большого террора друга или пойти на войну.
Две взаимоисключающие награды говорят о его двойной, советской и тайной антисоветской идентичности. В 20-е и 30-е годы такие люди были кошмаром и фобией советской власти. Им предназначались чистки, высылки, аресты, ссылки и лагеря – но скрытый враг был неистребим, две личности могли быть у лояльнейших из лояльных. Валентин Катаев, получивший не один, а два ордена Трудового Красного Знамени, а еще три ордена Ленина, орден Октябрьской революции и звезду Героя Соцтруда, в молодости был белым офицером и заговорщиком, убежденным монархистом. Его роман с советской властью был расчетлив и циничен, в книгах он часто выворачивал наизнанку собственную биографию.
Брат Катаева Валентин Петров, советский классик Вячеслав Иванов, певец природы Бианки и другие –правоверные, казалось бы, советские писатели с советской же точки зрения считались бы людьми с двойным дном. И дело было не только в службе у белых. В дневнике успешнейшего при советской власти драматурга Александра Афиногенова, одного из руководителей Российской Ассоциации Пролетарских Писателей, в 1937, перед его возможным арестом, вдруг появляются воспоминания о прошлой жизни, о лете в имении – как об утерянном рае.
Шварц советской карьеры не делал и карьеристов сторонился: он был сам по себе, своей жизнью он жил и в литературе. Отдельный от всего, что было связано с речами с высоких трибун, установочными статьями в главных газетах и пайками из спецраспределителей, он кажется воплощением тех, кто был вынужден молчать. Людей из прошлого, лишившихся всего и кое-как выживавших на грошовые зарплаты совслужащих.
Шварц был катастрофически неуверенным в себе ребенком, предельно застенчивым, робким юношей, став взрослым, он терялся перед окошечком железнодорожной кассирши, в учреждении. При этом в молодости он играл на сцене, в голодные времена зарабатывал на жизнь тем, что вместе с первой женой исполнял скетчи. Абсолютным социофобом Шварца назвать нельзя, и то, что он, в основном, работал в детских журналах, детском отделе Госиздата, писал рассказы и пьесы для детей, конечно же, было выбором, поступком.
Бурно развивавшаяся в советские времена детская литература для писателей стала чем-то вроде внутренней эмиграции. Она не гарантировала полной безопасности: в конце 30-х власти обрушились на прекрасные, популярнейшие, многотиражные детские журналы «Чиж» и «Еж», постоянным автором которых был Шварц, многих сотрудников посадили. Но это давало возможность держать дистанцию и говорить вещи, которые в катастрофически серьезной, правоверной, насквозь просматривавшейся властью, чугунно-железобетонной советской литературе 30-х годов сказать было нельзя.
Шварц обладал незаурядным даром рассказчика-импровизатора и острослова, друзья считали, что говорит он много лучше, чем пишет. Он был на редкость наблюдателен: тем, кто захочет в этом убедиться, стоит прочесть его книгу «Белый волк», воспоминания о Корнее Чуковском, один из лучших литературных портретов всех времен и народов. При этом его «взрослые» пьесы: «Тень», «Дракон», «Обыкновенное чудо» формально остаются сказками. «Тень» была поставлена в 1940 в ленинградском театре комедии, «Дракона» запрещала и сталинская, и хрущевская цензура. А, казалось бы, совершенно безобидный, развеселый «Голый король» был написан в 1934, а напечатан только в 1960 – уж слишком ясны и опасны оказались аллюзии.
Ставились и экранизировались «Золушка», «Сказка о потерянном времени», «Два клена» и другие детские пьесы. Шварц писал сценарии, по ним снимали фильмы, он был очень успешным советским автором. А то, что он сказал о советской и постсоветской жизни нечто очень важное, актуальное во все времена, стало ясно гораздо позднее. Наследие Шварца живо до сих пор, его театральное и кинематографическое время еще придет.
В молодости он сражался за Белое дело, и советским человеком, как Афиногенов, так и не стал. Шварц не искал высших оправданий несправедливостям, арестам друзей. Номенклатурное хамство обласканных властью братьев-писателей вызывало у него тошноту, -- Шварц был деликатнейшим человеком. Но как большого писателя его, вне всяких сомнений, сформировала советская биография, «век-волкодав», по словам сожранного этим волкодавом великого поэта Мандельштама.
Шварц еще в детстве знал, что станет писателем, но от застенчивости и неимения тем просто чертил карандашом по бумаге. Бог весть, о чем бы писал робкий молодой человек, выпади на его долю счастливая и спокойная эпоха. Инвалид проигранной войны, резидент чужого времени, наблюдатель, он превращал уродства и нелепости советской эпохи в чудесные сказки-притчи. И снабжал их счастливыми финалами: Шварц с детства не выносил, когда погибали герои его любимых книг, и старался пропускать такие места.
В то, что голова казненного Ученого вернется на его плечи, Ланцелот восстановит справедливость, а Принцесса и Медведь соединятся для долгой и счастливой жизни, было трудно поверить современникам Шварца, в это нелегко поверить и нам – но у сказки свои законы. Евгений Шварц знал, что в жизни должен присутствовать отсвет чуда, иначе та может показаться невыносимой.
Надежда помогала людям его эпохи, -- проигравшим войну с красными, пытавшимся заживо переродиться и стать частью нового общества «бывшим». Она была очень важна в 20-е и 30-е годы: Шварц дарил своим читателям и зрителям этот, нелишний при любых обстоятельствах времени и места, помогающий жить свет.
Тем, у кого опустились руки, стоит перечитать его пьесы. И «Голого короля», и «Тень», и «Дракона», и «Обыкновенное чудо»…
Фотография на анонсе: Андрей Никеричев / АГН Москва.
Свежие комментарии