Проект, приуроченный к 80-летию Победы, посвящен прежде всего людям — сотрудникам Пушкинского, спасавшим родной музей.
«Белый зал» Пушкинского музея в эти дни необычно пустой и гулкий — лишь вполголоса переговариваются смотрительницы да прохаживаются притихшие посетители. Слева у стены сгрудились статуи, похожие на испуганных, спрятавшихся от бомбежки людей. Так хранились экспонаты во время Великой Отечественной войны: некоторые скульптуры удалось унести в подвалы, а другие поставили здесь, в «Белом зале», вдоль стен. Выставка «Подвиг музея» (куратор — Наталья Александрова) переносит зрителя на 80 лет назад и позволяет ощутить себя одним из сотрудников, жертвовавших всем — силами, здоровьем, личными интересами, лишь бы спасти самое дорогое: музей.
Автор этих строк пришла в Пушкинский вечером, перед закрытием, и полупустой «Белый зал» лишь усилил ощущение путешествия во времени — в самую тяжелую эпоху в истории Пушкинского. О спасении экспонатов начали задумываться еще в первые военные дни. Некоторые слепки оказались слишком большими: их попытались разобрать на части — например, мраморную копию микеланджеловского Давида, постоянного «обитателя» Итальянского дворика. Но скульптура, собранная из отдельных фрагментов, внутри была залита гипсом, и для нее — как и для некоторых других — пришлось возвести специальные конструкции: «однокомнатные квартиры», как шутили сотрудники.
На другой стене «Белого зала» — картины, изображающие покалеченный, но не сдавшийся блокадный Ленинград. Работы художников, написанные по свежим следам, привезли в Пушкинский осенью 1942 года: даже в самые страшные дни в музее устраивали выставки. Для экспозиции, получившей название «Работы ленинградских художников в дни Великой Отечественной войны», произведения доставили самолетом, в 18 ящиках. Еще раньше, осенью 1941-го, в Пушкинском прошла другая выставка, «Героическое прошлое русского народа»: свежих работ не хватало, поэтому решили делать ретроспективу — от Древней Руси до Гражданской войны. Авторам нынешнего проекта удалось воссоздать два раздела, посвященные походам петровского времени и Отечественной войне 1812 года, — последний включал в себя знаменитые карикатуры Ивана Теребенева, едко высмеивавшего неприятеля. Выставка 1941 года проработала чуть больше месяца: 14 октября во двор соседнего дома попала тяжелая фугасная бомба. Стеклянная крыша музея, спроектированная Владимиром Шуховым, рассыпалась от взрывной волны.
Музей страдал из-за бомбежек и раньше: в ночь с 6 на 7 августа 1941 года на его территории погасили 150 зажигательных бомб. Без потерь тоже не обошлось: сгорело декоративное панно Александра Головина «Афинское кладбище», созданное по заказу основателя музея Ивана Цветаева для зала древнегреческих надгробий. Именно тогда решили начать эвакуацию произведений. Часть вещей увезли в Соликамск: ящики хранили в неотапливаемом Троицком соборе, возведенном в конце XVII века. К счастью, стараниями сотрудников Русского музея и Соликамского краеведческого музея экспонаты успешно пережили суровые морозы. Другую часть произведений увезли в Новосибирск. Здесь под хранение выделили огромное здание театра оперы и балета, строившееся больше 10 лет и к тому времени почти готовое. Он стал временным пристанищем для многих музеев — от Третьяковской галереи до «Павловска». Правда, с несколькими ящиками из Пушкинского случилась неприятность — в них попала вода. К счастью, по воспоминаниям реставратора Михаила Александровского, все обошлось хорошо. На выставке можно увидеть «Натюрморт с атрибутами искусств» Шардена, находившийся в одном из злополучных ящиков.
Всего из Пушкинского эвакуировали около 110 тысяч произведений, но в его стенах оставалось еще 267 тысяч, и после обрушения крыши для них наступили тяжелые времена. Здание оказалась беззащитным перед суровой стихией: мгновенно полопались трубы отопления, залы заметало снегом и заливало дождем. Одна из сотрудниц, Анна Замятина, вспоминала: «...сбрасывали снег из 8-го зала прямо на розовую лестницу. ...Температура — минус 13–15. Изморозь покрывает стены и камень, и сверкает на солнце розовыми блестками мрамор, как в сказочном дворце...» Единственным отапливаемым помещением был зал с работами художников барбизонской школы: сотрудники могли согреться и отдохнуть между осмотрами залов. Туда же перенесли хранившиеся в Пушкинском древние мумии. Тяжелым условиям, в которых работали музейщики, посвящена вторая часть нынешней выставки. Людей было мало: после начала войны штат сократили на 70 процентов, до 70 человек — остались в основном женщины. Некоторые научные сотрудники оформились на другие должности — от кассира до буфетчицы: лишь бы сохранить связь с музеем. Жили впроголодь, но разбить огород во дворе Пушкинского музейщикам не разрешали: идее воспротивился главный архитектор Москвы Дмитрий Чечулин. Сотрудники написали ему письмо, в котором уверяли, что «устройство огорода… не будет портить эстетического впечатления от здания музея, потому что огород закрыт от прохожих со стороны Антипьевского переулка (ныне Колымажного. — «Культура») гранитным забором». Этот пожелтевший листок можно увидеть в экспозиции. Однако просьба не была услышана: землю под огород в итоге выделили на выселках — в подмосковном Воронцове.
Завершают выставку небольшие черно-белые фотографии Николая Свищова-Паолы — мастера пикториализма, запечатлевшего израненный музей в 1944–1945 годах. Разбитый потолок, зашитые досками скульптуры, сваленные в кучу пустые рамы — таким был Пушкинский в эти темные дни. Однако все-таки выстоял, возродился из пепла, как феникс: благодаря людям, которые на самом деле и есть музей.
Выставка работает до 7 сентября
Фотографии: Сергей Киселев/АГН «Москва»
Свежие комментарии